Поле бесчестья - Страница 4

– Связь, командуйте перестроение в «рино» , крейсерам уплотнить строй!

Резкий, властный приказ Хонор Харрингтон был выполнен: оперативная группа перестроилась, и тут же стало очевидно – очевидно даже для Кордвайнер, – что новая конфигурация создает куда более благоприятные возможности для ведения заградительного огня. Однако в первую очередь внимание прокурора притягивала Харрингтон, оседлавшая командное кресло. В этот миг она походила на валькирию, воссевшую на крылатого коня. Создавалось впечатление, будто Хонор и это место созданы друг для друга и пребывание капитана Харрингтон в какой-либо иной точке Вселенной попросту немыслимо. Она являла собой сердцевину и суть неистового боя, который вел ее корабль, но в самой Харрингтон ничего неистового не было. Лицо капитана оставалось холодным, но не из-за отстраненности, а по причине полной сосредоточенности. Ее карие глаза горели холодным огнем.

Кордвайнер физически ощущала, как незримые нити тянутся от капитана к каждому из офицеров – так выдающийся маэстро собирает безукоризненно вышколенный оркестр и отточенными движениями дирижерской палочки заставляет музыкантов играть на таком уровне, какого без дирижера им никогда не достигнуть. Харрингтон находилась в своей стихии, делала то единственное, что была призвана делать, и увлекала за собой остальных. Ее корабль возглавлял бой, который вела вся удерживавшая боевой порядок оперативная группа.

В сравнении с Харрингтон бледный, обливавшийся потом человек, занимавший командное кресло «Колдуна», казался чуть ли не пустым местом.

Следившая за адмиралом Сарновым краешком глаза Кордвайнер сумела оценить его компетентность, его, по крайней мере не меньшую, чем у Харрингтон, способность оценить ситуацию – и исходящую от него властность. Тем не менее сейчас он выглядел отстраненным. Не уменьшившимся, нет, но… отодвинутым на второй план и потускневшим в сравнении с пылающей ледяным пламенем воительницей «Ники». Кордвайнер подумалось, что Сарнов представлял собой мозг оперативной группы, тогда как Харрингтон – ее душу. От этой мысли прокурору стало не по себе: всякого рода поэтические метафоры вовсе не к лицу юристу с холодным, аналитическим складом ума, однако сейчас они казались как нельзя более уместными.

– Командир, мы потеряли «Агамемнон»! – крикнул кто-то на мостике «Ники».

Кордвайнер закусила губу. С экрана исчез еще один зеленый значок, но глаза прокурора были прикованы к лицу Харрингтон. Она видела, как дернулся уголок рта капитана, когда погиб сосед ее корабля по боевому порядку.

– Приблизьтесь к «Нетерпимому»! Тактик, подключитесь к его заградительной огневой сети.

В ответ прозвучали подтверждения, но глаза капитана не отрывались от компьютерного экрана, связывавшего ее с флагманским мостиком адмирала Сарнова. Во взгляде Сарнова сквозила горечь: и сам адмирал, и капитан его флагмана знали, что оперативная группа не в состоянии спасти ремонтную базу, и цена, которую они платили за отвлекающий маневр, становилась слишком высокой. Корабли гибли напрасно, и Сарнов уже открыл рот, чтобы отдать приказ рассредоточиться.

Но так и не успел. Крики офицеров штаба заставили его обернуться, а голографический контур испещрили новые зеленые точки. Сорок… пятьдесят… на гипергранице появлялись все новые и новые суда. Мантикорские суда, возглавляемые десятью дредноутами. На глазах Сарнова они взяли курс на перехват и начали разгон.

Адмирал обернулся к экрану, связывавшему его с капитаном Харрингтон, глаза его вспыхнули… и в этот миг «Ника» содрогнулась. Рентгеновские пучки пробили обшивку корпуса. Экраны замигали и потухли. Информационный тактический центр был поврежден, флагманский мостик разрушен. Кордвайнер откинулась назад, сжав кулаки, в ужасе глядя на мешанину искореженного металла и человеческой плоти. Сквозь бреши в корпусе корабля в вакуум со свистом вырывался воздух.

Будучи военным юристом, Элис никогда не видела настоящего сражения. Она обладала острым умом и живым воображением, однако не была готова к созерцанию разрушения и хаоса, творимого людьми, чья плоть была пугающе хрупкой и уязвимой в сравнении с силами, которыми они же и повелевали. Когда адмирал вылетел из кресла – ноги его были искалечены, а скафандр залит кровью, – желудок ее сжался в ком.

А когда ей удалось оторвать взгляд от жуткой картины уничтожения, она увидела, как на доселе бесстрастном лице Харрингтон отразилось потрясение. Капитан осознала, что произошло с ее адмиралом, поняла, что это значит, – и мгновенно приняла инстинктивное решение. В следующий миг чертам капитана вернулось обычное выражение, а голос ее, когда она подтверждала получение сообщения об ущербе, вновь звучал бесстрастно, однако прокурор все поняла. Харрингтон являлась флагманским капитаном Сарнова, его ближайшей помощницей, однако вся власть принадлежала ему. Поскольку он лишился возможности осуществлять командование, Устав обязывал ее информировать о случившемся первого по старшинству из командиров подразделений. Однако, выслушав донесения о нанесенном ущербе, она откинулась в командном кресле… и промолчала.

Под ожесточенным обстрелом оперативная группа двигалась прежним курсом, причем самому яростному обстрелу – потому что враги опознали в корабле флагман, или просто в силу того, что он являлся самой крупной мишенью, – подвергалась «Ника», Тяжелые крейсеры «Мерлин» и «Колдун» двигались в связке с «Никой», объединив свой заградительный огонь с огнем «Нетерпимого», однако противостоять столь мощному напору было выше их сил. Раз за разом, с каждым вражеским попаданием, голограмма мостика Харрингтон дергалась и мигала. Однако на тактическом дисплее возникло новое обозначение, смысл которого поняла даже несведущая в тактике Кордвайнер. Блестящее перекрестье обозначило точку, по достижении которой для преследователей-хевенитов станет математически невозможным уклониться от новоприбывших мантикорских дредноутов, находившихся пока вне диапазона действия хевенитских средств обнаружения.